Тайный вампир - Страница 7

Глаза скользили вниз по строчкам.

Очень низкий процент выздоровления… метастазы… не поддается лечению. Ни химиотерапия, ни радиотерапия, ни хирургическое вмешательство сколько-нибудь заметного эффекта не дают… боли…

Боли… Поппи очень смелая девочка, но постоянная боль сломает кого угодно, тем более что прогноз на будущее самый неутешительный. Он снова просмотрел начало статьи. Меньше трех процентов выздоровевших, в случае, если болезнь запущена, — менее одного процента.

Должна же быть еще какая-то информация… Джеймс просмотрел несколько статей из медицинских газет и журналов. Информация оказалась еще страшнее, чем в файлах Национального института рака.

По данным специалистов, подавляющее большинство пациентов умирает и умирает очень быстро… Рак поджелудочной железы неоперабелен, распространяется мгновенно, пациенты испытывают сильные боли… Средняя продолжительность жизни больного в случае, если болезнь уже прогрессирует, от трех недель до трех месяцев…

От трех недель до трех месяцев… Джеймс смотрел на экран. У него перехватило дыхание, перед глазами плясали черные точки. Он пытался успокоить себя тем, что ничего еще точно не известно. Поппи должна пройти обследования, и это вовсе не значит, что у нее действительно рак.

Он смотрел на безжалостные строчки на мониторе. В висках гулко стучало. Джеймс понимал, что в последнее время с Поппи творится что-то неладное. Он чувствовал: что-то разладилось у нее внутри, ее внутренние ритмы сбились, она потеряла сон. И эта боль… Он точно знал, что боль не оставляет ее ни на минуту. Просто он не осознавал, насколько все серьезно.

«Поппи тоже знает, — подумал он. — Она, конечно, знает, что происходит нечто ужасное, иначе не просила бы меня узнать подробности. Но чего она хочет? Чтобы я пришел к ней и сказал, что ей суждено умереть в ближайшие месяцы? Или я должен быть рядом и спокойно смотреть, как она мучается?»

Его губы чуть приоткрылись, обнажив зубы. Это была не милая улыбка, а скорее хищная гримаса. За семнадцать лет он видел достаточно смертей. Он знал все стадии умирания, знал, чем отличается остановка дыхания от настоящей смерти мозга. Он знал эту характерную мертвенную бледность. Он видел, как через пять минут после кончины становятся плоскими глазные яблоки. Многие не знают, что через пять минут после смерти глаза становятся тусклыми и плоскими, а тело начинает уменьшаться.

Поппи такая маленькая. Джеймс всегда боялся сделать ей больно. Она казалась такой хрупкой, а он легко мог одолеть человека значительно сильнее себя. Поэтому он старательно сохранял между ними некоторую дистанцию.

Это была одна из причин, но не самая важная.

О главной причине он боялся даже подумать. Сама мысль об этом ставила их обоих на край гибели. Не могло быть и речи о том, чтобы преступить законы, непреложность которых ему внушали с рождения. Никто из обитателей Царства Ночи не мог полюбить смертного. Ослушание каралось смертью.

Но теперь все это не имело значения, он уже знал, что ему делать.

Теперь Джеймс был совершенно спокоен. Он выключил компьютер, встал, надел солнцезащитные очки и вышел под беспощадное июньское солнце.

* * *

Поппи невесело оглядела свою палату. Обычная больничная палата, ничего страшного… Пожалуй, холодновато немного, но ведь это больница. Вот она, правда, которую искусно маскировали розово-голубые занавески и обеденное меню, разрисованное героями мультфильмов. Сюда попадают только Бедные Маленькие Больные.

«Ну же, — сказала она себе, — взбодрись немного. Что случилось с твоим поппитивным взглядом на жизнь? Где твоя поппирадостность, в которой ты сейчас так нуждаешься? Где твоя покровительница Мери Поппинс?»

«О Господи, я, оказывается, еще и шутить способна», — подумала она и обнаружила, что слабо улыбается. И нянечки здесь очень милые, и постель классная.

У нее есть ручка, при помощи которой кровати можно придать любое положение.

Мама вошла в палату как раз, когда Поппи самозабвенно с ней экспериментировала.

— Я позвонила Клиффу, он скоро подъедет, а пока, думаю, тебе лучше переодеться, чтобы подготовиться к обследованиям.

Поппи посмотрела на полосатую бело-голубую рубашку больничной пижамы и почувствовала болезненный спазм, сковавший ее от желудка до спины, и в глубине души воскликнула: «Только не сейчас, Господи, только не сейчас! Я не могу, я не готова!»

Джеймс оставил машину на стоянке на Ферри-стрит, в районе Стоунхем. Это было не самое приятное место в городе. Туристы, приезжавшие в Лос-Анджелес, этой части города избегали. Здесь стояли старые, разрушающиеся дома. Многие магазины пустовали, а пустые разбитые витрины были закрыты листами фанеры. Стены, сложенные из шлакоблоков, покрывали граффити. Даже смог, казалось, был здесь гуще, чем в других районах, а воздух желтоватым и густым. Словно ядовитое испарение, он сгущал сумерки даже в самый ясный день, делая все вокруг нереальным и зловещим.

Джеймс обошел здание и вошел во двор, где среди множества служебных входов различных магазинов была одна дверь, не помеченная граффити. Вместо вывески на ней красовалось просто изображение черного цветка. Черного ириса.

Джеймс постучал, дверь чуть приоткрылась, и в щелку выглянул тощий мальчишка в мятой футболке. Он окинул пронзительным взглядом глаз-бусинок стоявшего перед ним посетителя.

— Это я, Ульф, — сказал Джеймс, едва сдерживаясь, чтобы не вышибить дверь ногой.

Ох уж эти оборотни! Почему же они всегда так ревниво относятся ко всем, кто оказывается на их территории?