— Хочешь дружить?
Джеймс, немного помешкав, робко кивнул. В его улыбке было что-то странно притягательное.
Между тем Поппи скоро обнаружила, что у ее нового друга масса странностей. Когда ящерица, жившая в их классе, умерла, он без отвращения взял ее в руки и спросил у Поппи, не хочет ли она ее подержать. Учительница была в ужасе.
Кроме того, он умел находить мертвых животных. Однажды он показал ей пустую клетку со скелетами кроликов, которую обнаружил в густых зарослях бурой травы. Казалось, он был совершенно бесчувственным.
Когда Джеймс подрос, мальчишки перестали над ним издеваться.
Он стал таким же высоким, как и они, удивительно сильным и ловким и создал себе репутацию крутого, опасного парня. Когда Джеймс приходил в ярость, в его серых глазах просыпалось нечто устрашающее.
И только на Поппи он никогда не сердился. Все эти годы они оставались лучшими друзьями. Когда они перешли в старшие классы, у него появились подружки, о нем мечтали все девчонки в школе, но ни одна не удерживалась рядом с ним надолго. Джеймс никогда не откровенничал с ними, для восторженных поклонниц он оставался таинственным и опасным парнем. Но Поппи знала его другим — добрым и заботливым.
— Ну вот и все, — объявил врач, возвращая Поппи к действительности, — давайте сотрем гель.
— Что он показал? — спросила Поппи, глядя на монитор.
— Ваш доктор сам все вам скажет. Специалисты расшифруют изображение и отошлют ему, — голос врача был таким бесцветным, что Поппи с подозрением посмотрела на собеседника.
В приемной доктора Франклина Поппи беспокойно ерзала в кресле, а ее мама листала старые журналы. Когда сестра вышла и сказала: «Миссис Хилгард», — они обе поднялись на ноги. «О нет, — взволнованно произнесла сестра, — доктор Франклин хотел бы поговорить с миссис Хилгард наедине».
Поппи и миссис Хилгард переглянулись, затем «ма» медленно отложила журнал и последовала за сестрой. Поппи смотрела ей вслед.
Господи, что случилось? Доктор Франклин никогда раньше так не делал. Поппи чувствовала, как тяжело у нее в груди бьется сердце, не учащенно, а просто тяжело, сотрясая ее изнутри. Казалось, что все это происходит не с ней.
«Не думай об этом, это все ерунда, лучше читай журнал…» Но пальцы ее не слушались. Наконец она открыла журнал; глаза скользили по строчкам, но смысл ускользал… «О чем они там говорят? Что происходит? Как долго…»
А разговор за дверью все продолжался. Ум Поппи метался между двумя возможными вариантами решения: либо все в порядке и ничего серьезного не происходит — сейчас мама выйдет и они вместе посмеются над теми ужасами, которые она себе навоображала, — либо с ней случилось что-то очень нехорошее и ей, чтобы выздороветь, придется пройти тяжелый курс лечения. Под ногами вновь разверзалась черная пропасть. Временами ей казалось, что все не так уж страшно и охвативший ее ужас просто смехотворен. Но в следующее мгновение вся ее жизнь представлялась ей сном, и вот она проснулась и оказалась вдруг перед лицом страшной реальности.
«Если бы я могла позвонить Джеймсу!..»
Наконец медсестра сказала: «Поппи, можешь войти».
Кабинет доктора Франклина был обшит деревянными панелями, на стенах висели дипломы и свидетельства. Поппи опустилась в кожаное кресло и старалась не очень пристально смотреть в лицо матери. Миссис Хилгард казалась… слишком спокойной. Она улыбалась, но как-то странно, и губы у нее дрожали. О боже! Что-то все-таки случилось.
— Ну что ж… причин для тревоги нет, — сказал доктор.
И в эту минуту Поппи почувствовала мучительное беспокойство.
— Результат ультразвукового обследования оказался несколько необычным, и я хотел бы сделать еще пару обследований поджелудочной железы, — продолжал доктор Франклин неторопливым глубоким голосом. — Одно из них надо делать натощак, ничего нельзя есть с полуночи и до обследования. Но твоя мама сказала, что ты сегодня не завтракала.
— Я съела одну штучку… из коробки с хлопьями.
— Одну? Ну, можно считать, что ты действительно ничего не ела. Обследования мы проведем сегодня же, и я думаю, что тебе для этого лучше перебраться в клинику.
Он улыбнулся. Поппи смотрела на него во все глаза.
— Ничего страшного в этих обследованиях нет, — мягко сказал он.
Губы доктора Франклина шевелились, но Поппи перестала вслушиваться в его слова. Она была слишком испугана.
«Я ведь только шутила про операцию и интересный шрам. Я не хочу болеть по-настоящему. Я не хочу ложиться в больницу, я не хочу, чтобы мне в горло запихивали трубку». Она смотрела на свою мать, в немом ужасе взывая о помощи. Мама взяла ее за руку.
— Не волнуйся, дорогая. Мы поедем домой, соберем кое-какие вещи, а потом вернемся.
— Значит, я сегодня должна лечь в клинику?
— Я думаю, так будет лучше, — сказал доктор Франклин.
Поппи сжала мамину руку. Голову наполняла звенящая пустота.
Выходя из кабинета, миссис Хилгард сказала:
— Спасибо, Оуэн.
Раньше Поппи никогда не слышала, чтобы мама называла доктора Франклина по имени. Поппи не спросила почему ей нужно лечь в больницу, она вообще не задавала вопросов, и пока они ехали домой, мама оживленно болтала о разных пустяках, и Поппи вынуждена была ей отвечать. Она притворялась, что ничего не происходит, но ужасная болезнь делала свое черное дело где-то у нее внутри. Только дома, в спальне, когда они укладывали в спортивную сумку ее пижамы и книги, Поппи спросила, как о чем-то совершенно обыденном:
— Так что же, по его мнению, со мной не в порядке?